Музыка и песни Fedoseev Vladimir / Федосеев Владимир

С. Прокофьев. "Золушка"

День первого исполнения "Поэмы памяти Сергея Есенина" 31 мая 1956 года стал знаменательным в истории русской культуры XX века. Именно это сочинение явило миру гений Георгия Свиридова. До этого дня были двадцать лет творчества, известность (всеобщее внимание привлекло уже первое сочинение двадцатилетнего автора - цикл романсов на стихи Пушкина), мучительное изживание влияния учителя, Дмитрия Шостаковича (в его классе в Ленинградской консерватории Свиридов занимался в1937 - 1941). Не было - своей Темы в искусстве. И именно в этот день Художник и Тема наконец-то нашли друг друга. В "Поэме памяти Сергея Есенина" сфокусирован основной эстетический приоритет Свиридова - новый традиционализм. Музыка Свиридова проста, иногда статична, но эта простота очень сложно организована: традиционный музыкальный язык вбирает достижения музыки XX века - сонорику и неофольклоризм. В пору увлечения наконец-то разрешенным (хотя и дозированно) авангардом Свиридов шел против течения - к естественной русской певческой (в широком смысле) интонации. "Поэма" стала для Свиридова первым шагом вглубь национальной традиции: впоследствии этот путь закономерно привел к абсолютному отказу от "мирской" музыки: в поздний период творчества (с начала 1980-х) композитор пишет исключительно в духовном жанре, а интонационной основой его музыки становится знаменный распев. В поэме десять номеров, и все они, так или иначе, проникнуты ностальгией по "деревянной Руси" (название кантаты, также на стихи Есенина). Замечательны две кульминации цикла - №№ 9 и 10. № 9 - "Я - последний поэт деревни" - тихая печальная песнь из сердечной глубины: значительность каждой ноты и фразы подчеркнуты скупым оркестровым сопровождением (тоническая квинта). № 10 - "Небо - как колокол…" - праздничный колокольный финал, в котором, однако ощущается неоднозначное отношение автора к гибели старой Руси. Маленькая кантата "Снег идет" - едва ли не первое в русской музыке обращение к стихам Бориса Пастернака - написана в 1965 году. Она интересна прежде всего необычностью трактовки хора. Он у Свиридова скорее носитель не смысла, собственно мелодической выразительности, но краски. Например, в первой части ("Снег идет") он поет всего лишь на двух повторяющихся нотах; в третьей части ("Ночь") в партии хора и в оркестре также господствует стаккатный (отрывистый) штрих. "Маленький триптих" (1964) - одно из немногих сочинений Свиридова для симфонического оркестра. Оно, тем не менее, прочно связано с основной, "вокальной" линией его творчества. Первая часть целиком построена на интонациях знаменного распева, третья - один из символов музыки Свиридова - воскрешает образы русской старины. Самая загадочная часть - вторая - навевает воспоминания о суровой красоте, нависших громадах храмов, о кровавых страницах русской истории. Михаил Сегельман

Искусство петь слово, донося до слушателя все его смысловые и эмоциональные оттенки, дано не многим певцам. Нередко певец любуется музыкальной фразой, стремится показать свой голос - его природную красоту и приобретённое мастерство, и слово для него - лишь второстепенный инструмент, поставляющий для голоса в нужном количестве и чередовании гласные и согласные. Певец, в лучшем случае, тщательно произносит слова и отчётливо выпевает их окончания. Смысл же слов необязателен, на него не обращают ни своего, ни чужого внимания. В Большом театре слово понимали и доносили его смысл, такова была традиция театра, этому учили и в Московской консерватории, и в стенах театра. Великий Шаляпин потряс итальянцев на их собственных подмостках типично русским умением донести до слушателя смысл того, что поётся, и сыграть это. Проваленный итальянцами "Мефистофель" Арриго Бойто был растолкован итальянской публике русским певцом, показавшим, что музыка в пении лишь часть искусства, тогда как другая его часть - слово. Иван Михайлович Скобцов (1900-1983) в полной мере владел этим даром. Его голос выпевал все оттенки смысла, заложенного в тексте. Голос смеялся и плакал, тосковал и веселился, размышлял и печалился… Каково слово - такова и краска, интонация: лёгкая усмешка над самим собой ("попивал да гулял, вот и догулялся"), язвительная насмешка над другими ("широкая масленица с кафтанами пропитыми да с носами подбитыми"), радостная улыбка влюблённого, идущего к своей любушке ("ах, ты, любушка моя, с коих пор любишь меня?"), хвастливая ("не кнутом поведём - только рукавицей"), или высокомерно-важная, или ласковая, нежная… На этом диске много грустных песен, и каждая из них грустна по-своему, потому что в каждой из них рассказывается своя особенная история. Диву даёшься, как по-разному может человек печалиться в песне! Скобцов не заботится о том, чтобы показать свой голос, это ему неважно - важно другое: ямщик нашёл в степи замерзшую девушку, свою единственную любовь, и сердце его разрывается от горя, и голос певца звучит пианиссимо и исполнен боли, которую певец сыграл, как драматический актёр, чтобы эту боль передать слушателю. Умение петь тихо - особое умение ушедших от нас прежних поколений певцов Большого театра. В пианиссимо Скобцова столько тоски, и нежности, и любви, и сострадания, и горьких воспоминаний! И совершенно особый феномен: там, где герой в разговоре с любимой понижает голос, возможно, до шёпота, Скобцов вовсе не убирает силы звука, не переходит на пианиссимо, но находит такую разговорную (в пении!) интонацию, что нам ясно: да, герой шепчет. Скобцов был великий мастер выразительного пения. Товарищи Скобцова по Большому театру и музыкальные критики отмечали, что он пел естественно, как поют птицы. Дочь певца Ольга Доброхотова рассказывала, что в крестьянской семье, откуда он родом, все мужчины обладали прекрасными сильными голосами, а когда запевал её дед - могучий бас, то дрожали стекла в окнах и домочадцы спешили вынести за дверь кошку, чтобы она не оглохла. В деревне пели все - семья, соседи, вся округа. Культура народного пения, которое было для русского крестьянина частью его существа, питала культуру пения сценического. Здоровое, естественное восприятие пения как части жизни, где всё осмысленно и взаимосвязано, слышно в искусстве Скобцова, этим, видимо, объясняется и его поразительное чувство стиля, вкус, чувство соразмерности и сообразности. Вот в свадебной плясовой ("Двор, широк двор") лирический герой Скобцова идёт, приплясывая, так, как в народе принято называть "все жилочки играют"; вот совершенно отличная по стилю городская песня про Стеньку - разухабистая, насмешливая (в городе нет наивного простодушия); лирический герой народной песни "Липа вековая" тоскует об много лет назад умершей любимой и своей загубленной жизни; а вот великий пушкинский "Пророк", так великолепно положенный на музыку Римским-Корсаковым. Скобцов оказался достойным двух великих соавторов этого произведения, в его исполнении "Пророка" столько смыслового и стилистического богатства, столько силы, выразительности и, как ни парадоксально это звучит, столько сдержанности и такта! Можно согласиться с утверждениями музыкальных критиков о том, что эта запись "Пророка" - одна из лучших в 20-м столетии. С.Я.Лемешев писал о Скобцове: "Особенно хочу отметить Ивана Скобцова, моего товарища по Большому театру. Думаю, что его дарование тесно связано с пониманием народной традиции исполнения песни, ощущением народной души". Скобцов пел много и долго: накануне 80-летия его голос был ещё свеж и силён. За несколько недель до смерти, на 84-м году жизни, он сказал, что в состоянии спеть "Элегию" Массне во всех нюансах. Тамара Паршина Иван Михайлович Скобцов родился в селе Паньжа, Пензенской губернии, в 1900 г. В 1922 г. поступил в Московскую консерваторию, учился у профессоров Райского и Тютюнника. Студента первого курса Скобцова приютил в своей квартире Михаил Ипполитов-Иванов, замечательный композитор и педагог, тогдашний директор консерватории. В 1923 г. Скобцов был взят в хор Большого театра, в 1924 году дебютировал в партии Грязного в опере Н.Римского-Корсакова "Царская невеста", пел в Большом огромный репертуар - до 1958 г. Прославился и как исполнитель русской народной песни и русского романса.

Cочинение неоконченной Второй симфонии С.И. Танеева относится к лету 1877 года. В конце того же года первая часть была сыграна на репетиции к концерту Русского музыкального общества (дирижировал Н. Рубинштейн). Сочинение не имело успеха: вероятно, именно поэтому Танеев более к нему не возвращался. Впрочем, весь материал симфонии обсуждался во время занятий с П.И.Чайковским. В 1974 году по сохранившимся наброскам симфонию завершил композитор Владимир Блок. Вторая - попытка создания эпической русской симфонии. В первой - и лучшей части симфонии (ее высоко ценил Чайковский) - Танеев нащупывает контраст волевого и отстраненно-лирического наклонений, впоследствии характерный для симфоний Глазунова (особенно знаменитой Пятой). В 1882 году Танеев задумал оперную трилогию (фактически оперу в трех больших частях) "Орестея"; по Эсхилу. Между замыслом и его воплощением прошло двенадцать лет. В пору увлечения неслыханными стилями и сюжетами Танеев искал и нашел свой идеал в древнегреческой трагедии, возвышенных, благородных, философски-обобщенных страстях, - и в оперном искусстве прошлого, прежде всего Глюка. Результат -практически единодушное неприятие сочинения критикой (его называли "неестественным анахронзмом";"академическим ужасом".Парадокс,- идя "против течения", Танеев предвосхитил поворот к античности, ораториальности в искусстве XX века (у Стравинского, Онеггера, Мийо).Наиболее популярные симфонические фрагменты оперы - масштабная увертюра и антракт "Храм Аполлона в Дельфах" - объединены темой Аполлона. Именно антракт пользовался наибольшим успехом во время первой постановки оперы 17 октября 1895 года в Петербурге. Необыкновенная в своей величавости картина воплощена посредством замечательных оркестровых контрастов - медных инструментов и высоких струнных с арфой. Михаил Сегельман