Музыка и песни Mussorgsky, Modest / Мусоргский Модест

М.П. МУСОРГСКИЙ: „Ночь на Лысой горе“ „Картинки с выставки“ (инструментовка М. Равеля) Симфонические фрагменты из опер „Хованщина“ и „Сорочинская ярмарка“ В творческом наследии Модеста Петровича Мусоргского доля инструментальных сочинений сравнительно невелика. Основную сферу интересов композитора составляла музыка, так или иначе связанная со словом и драматическим действием: оперы, песни, вокальные циклы. Да и единственная крупная симфоническая пьеса „Иванова ночь на Лысой горе“ , написанная в 1867 году, создавалась на основе образного сюжета, который был заимствован автором из древних преданий, а также книги М. Хотинского „Чародейство и таинственные явления в новейшее время“. Содержание пьесы составляют четыре основных эпизода: сбор ведьм, их толки и сплетни, поезд Сатаны, поганая слава Сатане, шабаш. Мусоргский сочинил это произведение всего за двенадцать дней, причем писал сразу беловую партитуру, и завершил работу в канун Иванова дня 23 июня. В представлении древних славян это был заповедный колдовской день, когда нечистая сила слеталась в одно место на свой ежегодный шабаш, который продолжался всю ночь до первого крика петуха. Музыкальная картина „Ночь на Лысой горе“ осталась единственным самостоятельным оркестровым произведением Мусоргского. Другие пьесы, представленные на диске, — это симфонические фрагменты из опер „Хованщина“ и „Сорочинская ярмарка“, часто исполняемые в концертах как отдельные сочинения. Особенно популярна симфоническая картина „Рассвет на Москве-реке“ — вступление к опере „Хованщина“. В этой пьесе, песенной по своей природе, с изумительной точностью воплощен образ вечной, нетленной красоты и гармонии мира. Яркой образной выразительностью отличаются и другие симфонические эпизоды из опер: удалой „Гопак“ и заражающее весельем Вступление из комической оперы „Сорочинская ярмарка“, по-восточному томная и пленительная „Пляска персидок“ и трагичный „Поезд князя Голицына“ из оперы „Хованщина“. „Звуки и мысль в воздухе повисли, глотаю и объедаюсь, едва успеваю царапать на бумаге… как хорошо работается…“: с таким огромным и страстным увлечением композитор работал над своим самым восхитительным по художественному результату инструментальным произведением — фортепианным циклом „Картинки с выставки“. Это далеко не единственный его опус для рояля, но другие фортепианные пьесы Мусоргского, при всем обаянии деталей, не могут равноценно сопоставляться с его оперными и вокальными шедеврами. Единственное исключение, и исключение поистине гениальное, составляют „Картинки с выставки", которыми композитор открыл новую яркую страницу русского пианизма XIX века. Кажется, впервые в музыкальном искусстве композитор создал звуковой аналог художественной выставки, хотя, разумеется, это ни в коей мере не стало копированием, простым следованием за изобразительными фантазиями Гартмана. „Картинки с выставки“ Мусоргского (именно „картинки“, а не полотна, ибо Гартман и не был живописцем, а занимался архитектурой и тем, что теперь принято называть дизайном) — это в одно и то же время и коллекция милых сердцу композитора рисунков, и их авторское восприятие, и витающая в воображении тень художника, с которой в действие входит тема загадочного зазеркального бытия, притаившегося по ту сторону реального земного мира. Рояль у Мусоргского звучит на диво красочно, точно оркестр. Кажется, что инструментовать эту вещь очень просто, как симфонию перевести из клавира в партитуру. Но автор инструментовку делать не собирался, а варианты друзей-коллег по „Могучей кучке“ вызывают сейчас не меньше вопросов, чем их оркестровка опер Мусоргского: благое стремленье „пригладить“ своевольного гения упрощает, обрезает крылья его буйной фантазии. Достоин удивления тот факт, что самая чуткая по отношению к стилистике оригинала оркестровка „Картинок с выставки“ была выполнена не русским композитором, а иностранцем, чудесным образом сумевшим понять пресловутую загадку русской души, а заодно и творческой манеры Мусоргского. Это удалось сделать французу Морису Равелю, который с большим пиететом относился к наследию великого русского мастера. Его „Картинки“ написаны светящимися воздушными красками, соответствующими одухотворенной легкости дыхания авторского текста. Партитура эта чрезвычайно сложна для исполнения, предполагает виртуозный уровень индивидуального и ансамблевого мастерства оркестра, изысканный вкус и воображение дирижера в работе с материалом. Инструментовка Равеля, вначале казавшаяся спорной, завоевала всеобщее признание, ибо результат — изумительная по красоте звукопись, максимально приближенная по духу к гениальному фортепианному циклу Мусоргского — искупает все трудности освоения равелевской версии „Картинок с выставки“. "Северные цветы"